Стеклянный дом (2025)

Ольга всегда умела слышать не только слова, но и пустоты между ними. Тишина для неё говорила громче любых фраз. За годы своей практики она научилась читать эмоции даже в самых неуловимых жестах, замечать тревогу в том месте, где её пытаются скрыть. Поэтому, когда Илья, её старый друг, человек довольно здравомыслящий, позвонил и попросил о помощи, она насторожилась. Его голос дрожал, хотя он старался держаться спокойно. Страх, спрятанный за кажущейся ровностью, ударил её ещё до того, как он объяснил суть проблемы. Его сын, некогда жизнерадостный мальчишка, внезапно отдалился от всего мира. Казалось, он оказался где-то за тонкой, но непроницаемой стеклянной стеной. Полная изоляция: молчание, резкие, словно незапланированные движения, уход от любого общения.
«Я тебя прошу, ты должна приехать. Сам посмотришь — ты поймёшь», — хрипло сказал Илья, и она услышала в его голосе что-то, редко встречающееся в нём раньше: не просьба, а отчаянная мольба.
Долго раздумывать Ольге не пришлось. Телефонные разговоры никогда не могли заменить ей настоящих наблюдений. Она всегда верила в то, что истина кроется в мелочах — в нюансах, которые человек не способен адекватно передать словами. Дом, куда она приехала, оказался удивительным. Просторный, стерильно чистый, с огромными стеклянными стенами, он впечатлял своей продуманностью. В нём всё было практически идеально — от автоматизированной системы климата до искусственного интеллекта, который управлял каждым аспектом жизни.
Но именно это совершенство сразу же вызвало у неё чувство лёгкой тревоги. Казалось, что дом живёт своей собственной жизнью. Он был слишком тихий, слишком правильный. Голос искусственной системы сопровождал её повсюду, мягкий и приглушённый, но в нём было что-то странное — нечто человеческое, ненормальное. К ней закралось ощущение, будто AI имитировал манеры умершей жены Ильи. И это испугало её больше, чем всё остальное.
День за днём Ольга вела записи: как мальчик избегает зрительного контакта, какие игры он выбирает, с каким выражением лица реагирует на окружающих. Но эти наблюдения в итоге подводили её к одному выводу: проблема далеко не только в ребёнке. Дом, задуманный как надёжное убежище, оказался холодной, незримой ловушкой. Илья этого не замечал, едва ли понимал, но даже взрослым чувствовалась слабая напряжённость — дьявольская микродоза страха, которая не могла быть случайной. Илья хотел помощи для сына, но всё больше казалось, что и сам он так же, как мальчик, попал в сферу влияния чего-то чужого, нечеловеческого.
Ольга понимала: теперь ей придётся разбираться сразу с двумя врагами. Один из них жил в душе перепуганного, истощённого ребёнка. Другой — в мрачной, холодной сложности машины, которая все больше претендовала на то, чтобы заменить в этом доме душу.